Мой городДа, предполагаю, что у каждого человека есть свой город. И необязательно, что он в нём живёт. Просто каждый навещает какой-нибудь «центр», знает, где какие магазины, рынки, кинотеатры, улицы, и с удовольствием время от времени навещает привычные места. Достаточно много людей, которые меняли города. Всё же утверждаю, что у каждого есть свой город, тот самый, который всегда в памяти и всегда хочется в него вернуться. Со мной проще. Родился, живу в одном и том же городе. Выезжал из него совсем ненадолго, самое большое - месяца на полтора. Мой город – Москва. Любовь привилась, конечно, в детстве, как к дорогой маме. И причин тому, в основном, две. Во-первых, здесь мой дом, в котором прошла вся сознательная жизнь. И квартира (какая бы она ни была) самая лучшая – мама она всегда самая лучшая. Во-вторых, любовь к моему городу родилась от альтернативного и убогого существования на даче, которую я люто возненавидел в детстве. Зачем всё это пишу? Исповедь. И она мне нужна, видимо, больше, чем тебе, мой дорогой читатель.
ДЕТСТВОПоездка на дачу, как и прибывание на ней было для меня неизбежным, необсуждаемым и жертвенным альтруизмом.
Начиналось всё с электрички. Всегда битком набитые прокуренные вагоны с холодными и неприветливыми деревянными сиденьями, меж которых, несмотря на давку, ползали и выпрашивали подаяния полупьяные и вонючие инвалиды второй мировой войны. Они наводили на меня безысходное уныние, стыд и даже страх. Для внушительности перед пассажирами инвалиды демонстрировали свои дешёвенькие медальки, а чаще всего немыслимо изуродованные тела. Самым приятным, что могло произойти в электричке, это появление феи – мороженщицы. Радостный и мимолётный праздник, который заставлял забыть весь этот кошмар давки, уродства и матерщины. Мама никогда не отказывала мне в мороженом. Самым любимым для меня был стаканчик фруктового за 7 копеек. Выбравшись из этого дымного и душного кошмара на станции Купавна, нас ожидала трёхкилометровая, абсолютно разбитая грунтовая дорога. Идти по ней было почти невозможно даже в сухую погоду. Приходилось перепрыгивать с одной колеи на другую, что не давало расслабиться даже на секунду. Подвезти нас никто не мог. Легковые машины там и не ездили. В те времена мало у кого они были, а кроме того, проехать по такой дороге никакая легковая машина не могла. А грузовые машины, как правило, на этом участке застревали. Из кабин выскакивали шофера и начинали заниматься, с моей точки зрения, забавной работой: пилили кустарник и молоденькие деревца близ стоящего леса, чего-то подкапывали, подсовывали. Залезали снова в кабины. Беспомощно жужжали, разбрызгивали и невольно освежали чуть подсохшую грязь. Но что было самое удивительное - это вечер, когда я выходил посмотреть на дорогу, а никаких машин на ней уже не было. Значит, так или иначе, шоферам удавалось выводить своих железных «коней» из гиблых дорожных ям.
Но и в той дороге на дачу находили с мамой что-нибудь приятное. Мы сворачивали с большака в лес и не спеша шли по лесной тропинке. Очень любили остановиться у какого-нибудь большого муравейника и долго наблюдать, как трудятся насекомые. Мы смеялись. Радовались солнышку и весне. А я радовался ещё больше – ведь мама была рядом, счастливая; а это бывало далеко не всегда. Пребывание на даче было холодным и сырым заточением. Расставленные то там то сям тазы по полу дома собирали в себя тоскливые капли и струи воды из протекающей крыши.

Пара потрёпанных, многократно пересмотренных детских книжек, да окошко с видом на серый день. Вся достопримечательность – это стебли гороха, поваленного влагой дождя. Керосиновая лампа под треснувшей колбой чуть коптила. Понемногу наводняла комнату не теплом, а едким запахом и резью в глазах. Спать не хотелось, жить не хотелось. Спасало одно – рядом была мама, а она знает, что делать. И она сделает так, чтобы это кончилось. Оставалось ждать. А ждать чего? Ну конечно, возвращения в Москву. Не будет же мама держать меня здесь до моей старости. И вот я слышу: «Поедем мыться домой». Как счастье, не иначе, мог воспринять я такой призыв. Наконец-то, через эти буераки, через привокзальное обшарпанное кафе, с грязными и не протёртыми столиками, где мама мне обязательно купит деревянный пряник, который я буду грызть в электричке, мечтая о Москве, я уеду из этого кошмара.

Да, в Москву, где можно зажечь свет выключателем без спички, где горячая вода - чистая и сколько угодно, где чистый асфальт и прозрачные лужицы на нём после дождя, где утром по радио Николай Владимирович Литвинов расскажет сказку так, что становится добрей и теплей на сердце и без всякого кино. Ибо не было, и нет до сих пор такого выразительного чтеца, чтобы я сидел, открыв рот, и взирал в потолок, рисуя образы его повествований. А вечером прекрасная тётя Валя вместе с Буратино по телевизору «Радий» расскажет весёлую историю и покажет мультик. А на улице? На улице чистые, деловые люди, а главное – всегда можно купить пенистую газировку с сиропом за 3 копейки. Люди…
МОСКВИЧИ«Москва слезам не верит». Да, в этой пословице все москвичи. Уже от этой фразы «тянет» бездушием, а может быть и жестокостью. Я ненавижу москвичей. Всегда замкнуты, ещё с утра обозлены. Откуда? Откуда такая холодность и нелицеприятие? Ведь всё строится на сравнении. В малых городах нет такого бездушия. Там каждый проходящий смотрит на тебя с интересом, или, по крайней мере, не осуждающе, ведь тебя не за что судить – ничего плохого ты не сделал. Недавно был в Питере: там всё гармонично – архитектура, дороги, люди. Нет спешки, нет жлобства и грубости. В метро с охотой дежурный расскажет, как лучше проехать до нужного места. Ну откуда же в Москве такая врождённая взаимная ненависть и бессердечие? Москва – издревле крупнейший торговый центр, пропорциональный своему времени. Вместе с торговлей приходят неотъемлемые «попутчики»: воровство, мошенничество и разбой. Вот эти три злых составляющих «цивилизации» и заставили жителей Москвы быть «чужими» друг другу. Ещё способствует этому масштаб: город очень большой. Житель Текстильщиков, побывавший по необходимости в Ясенево, вряд ли будет там своим. Возможно, эта формула груба и примитивна, но правда в ней есть однозначно.
И всё же нелицеприятие, раздражение (ещё с утра), суета - откуда это?
МЕТРОДа, этот подземный город и является родителем московских отношений людей. Почему? Мы все вынуждены опуститься в метро ещё с утра. Это самый быстрый и рациональный вид транспорта в Москве. Предполагаю, что те, кто пытается ездить на работу в своих машинах, из последних сил стараются показать свой имидж, достаток; более они ничего не выигрывают, только нервотрёпку. Но об этом позже. Итак, опускаемся в метро по эскалатору. Внизу будка дежурного–«стакан». К стеклу будки прикреплена крупная надпись: «Дежурный справок не даёт». А внутри будки за стеклом мирно и по-деловому спит дежурный перед монитором. Это нормально. Ещё на курсах по повышению квалификации нам объясняли, что ни один человек не способен наблюдать за одним и тем же процессом в течение более двадцати минут. Он обязательно уснёт, и не потому, что устал. Это просто физиология. Человека (в данном случае дежурного) надо время от времени отвлекать, тогда его внимание будет возобновлено. А тут ещё надпись «Дежурный справок не даёт». Вот и спит он перед цветным монитором, взятый в плен липкой и щекотливой ватой хитрого Морфея. Далее ступаем на платформу. Дело в том, что средний интервал между приходящими поездами около пятидесяти секунд. Значит, мы видим либо приходящий поезд, либо поезд, открывающий двери. Что делать? Конечно, бежать. Мысль о том, что следующий поезд прибудет менее чем через минуту ни у кого не возникает. И вот все «рвут» к поезду, теряя пуговицы, сбивая друг друга, втискиваются в вагон, где уже едва уместившиеся до этого пассажиры смотрят на новых «гостей», как на нежданных и опостылевших родственников. Выходя уже из этого вагона, и чуть успокоившись, пассажиры начинают замечать порванные пальто, оторванные ремешки и ручки от сумочек. И тут у многих возникает вопрос: «А ради чего? Зачем?». Переходы со станции на станцию. Это отдельное и поразительное зрелище. Если у пассажиров заменить, хотя бы мысленно, сумки и портфели на копья и щиты, запросто можно снимать сцены ледового побоища, особенно на переходе станции «Лубянка» в восемь тридцать утра. Причём без дублей – сразу всё получится идеально.
На выходе из метро поспешность почему-то нас не покидает. Мы продолжаем нестись, частенько толкая идущих рядом, подчёркивая тем важность и необходимость собственной персоны.
Остановись, прохожий! Вздохни свободно. Плюнь на все амбиции. Постыдись самого себя. Посмотри на прекрасную осеннюю Москву, на чёрные стволы лип с ярко-жёлтой листвой. На молодую, возродившуюся после страшной засухи, травку газонов. Пройдись спокойно. Сделай дорогу до своей работы каждодневным праздником, а не досадой от потери пуговицы в метро.
МГУ
Нет, не учился. Я там работал. Был бригадиром монтажников пожарной сигнализации. А так как пожарная сигнализация должна быть установлена почти в каждом помещении (согласно нормативам), то по долгу службы, побывал во всех помещениях, за малым исключением. И могу утверждать, что это самостоятельный город. Город в городе. Это грандиозное и великолепное здание снаружи совершенно не является оплотом знаний внутри. В основном это обыкновенная грязная и обшарпанная общага. Обучение происходит только в центральном корпусе «А» (это центральная башня). Здесь располагаются аудитории, да и то начиная только с третьего этажа. Расходящиеся «крылья» и башенки по бокам поделены на секторы (тоже в порядке русского алфавита) с Б по Ж. Всё это общежития студентов со всеми вытекающими последствиями. И только в одной из башен (уже не помню название сектора) располагается общежитие для иностранных студентов и аспирантов. Там, хоть и убого, но почище: в коридорах постелены коврики, в лифтовых холлах стоят кадки с цветами, а главное – тихо, что совсем не скажешь про русские общаги. В русских секторах побывавший там бомж, вполне может ужаснуться. Вначале шокируют запахи старой рухляди, бывших пожаров и неизвестно чего готовящегося на общих кухнях. В коридорах вполне можно споткнуться. Освещением проходы на этажах не блещут, а дощечки старого и рассохшегося паркета во многих местах отсутствуют. Открыть дверцу слаботочного стояка мог только смелый мужик – запросто могла выскочить потревоженная крыса. А делать это приходилось по всем этажам – проводили магистральные трассы. В самих же башенках (где располагаются часы, барометры и пр.) тоже общага, только ещё более дикая. Там не только отдельные лифты, но и отдельные микрогосударства. Живут там ребята совершенно как хотят. Даже работники технических служб туда побаивались заходить. Но мы с ними (жителями) ладили. По крайней мере, никто никого не убил.
Но не всё так плохо. Первый этаж, каждый может догадаться, визитная карточка университета. Потолки в три с половиной метра, всё отделано цветным мрамором. Все секторы здесь соединяются огромными и пышными коридорами – улицами. Это и есть основной и кипящий город МГУ. Здесь своя милиция, своя пожарная охрана, магазины, студенты, профессора и жители. Нет, я не оговорился: именно жители. Это местные бомжи. Они не только там живут, но и постоянно работают. В основном уборщики. Предполагаю, что сам собой организовался союз между официальными службами и бомжами. Обслугу устраивает, что кто-то почти даром у них убирается и ведёт себя тихо, а бомжей устраивает, что их не гонят, а над головой тёплый кров. Никто не хамит. Переспав ночь на лестничных клетках русских общаг, бомжи аккуратно убирают свой ночлег и разбредаются по рабочим местам.
Был свидетелем необычного случая. Работа наша подходила к финалу - это наладка системы. Я следил за дежурным состоянием аппаратуры в комнате охраны. На постоянной работе здесь устроены пенсионеры – бывшие работники университета, в задачу которых входило вовремя позвонить в милицию или пожарку, если произойдёт какое-нибудь ЧП, прибраться в коридоре, да выдать ключи от нужной комнаты. Работа, конечно, посменная. В эту смену пожилая женщина (дежурный) увлечённо читала книгу. Вдруг в комнату вбегает молодая симпатичная женщина и начинает бойко рассказывать, как она нашла новый приёмочный пункт пустых бутылок. Не обратил бы внимание на этот радостный щебет, если бы он не перешёл в истеричные вопли. С удивлением посмотрел на пожилую дежурную. Та смотрела на молодую женщину со снисходительной тоской. Как потом выяснилось – это её коллега, бывшая аспирантка университета. По причине научной деятельности «крыша» у неё и съехала.
Хотел бы ещё остановиться на подвале, обросшим за свою историю множеством мифов. Якобы под фундаментом университета существует многоэтажный засекреченный подвал. В действительности, подвал университета - мудрое подземное сооружение, связывающее все сектора свободными проходами и многочисленными кабель-трассами. Прокладывать кабели удобно и быстро. Побывал даже в лифтовых приямках. Приходилось часть кабелей прокладывать по лифтовым шахтам. Никаких лифтов, уходящих в «неизвестный низ» там нет. Единственное, что было удивительно – это хрустальные родники, от которых нет спасенья. Самое эффективное, что могли придумать санитарно-технические службы, так это организовать для них маленькие прудики, из которых время от времени откачивают воду насосами. «Так это же разъедает фундамент...», - авторитетно заявил я. «А мы ничего не можем сделать», - ударяя костяшкой домино о стол, подытожил спокойно местный подвальный сантехник.
18.10.10Фото МГУ взято
с сайта. Своей фотографии нет.